… Сквозь таёжные дебри и чащи,

По изгибам застывшей реки,

Через сопки в глубокие пади

Нас тигровые тропы вели…

В мае 2023 года исполнилось 80 лет с момента гибели Капланова Л.Г. от браконьерской пули. Зоолог-самоучка, один из первых исследователей амурского тигра, научный сотрудник Сихотэ-Алинского заповедника и на момент гибели директор Судзухинского (ныне – Лазовского) государственного заповедника, ученый, имеющий отношение к уватской земле, выдающийся натуралист – и это далеко не полный перечень заслуг, которые можно приписать Льву Георгиевичу. Его деятельность имела значительное влияние на исход дела об амурском тигре.

Родился Лев 7 октября 1910 года в Москве в семье студентов, имеющей глубоко интеллигентные корни. Отец – Газарос Арутюнович Капланов, физик; мать – Софья Ивановна Капланова, зоолог – оба выпускники Московского государственного университета. С детства родители старались привить сыну интерес к естественным наукам, и это у них получилось.

Лев Георгиевич окончил только семилетнюю школу и сразу устроился лесником в Измайловский лесопарк. В школьные годы Лев был ярчайшим представителем плеяды первого поколения КЮБЗа (Кружка юных биологов Московского зоопарка). Именно этот только что созданный кружок юннатов, руководимый замечательным ученым и педагогом П.А. Мантейфелем, сыграл решающую роль в выборе жизненного пути Льва Капланова – здесь он формируется как натуралист и серьезно приобщается к охоте.

Уже в 1925 году Лев Капланов принял первое участие в серьезной экспедиции – отправился с сотрудниками изучать фауну области. Через несколько дней после начала экспедиции 15-летний Капланов допускает неосторожность при снаряжении патронов, лишается одного глаза и на всю жизнь остается инвалидом. Этот трагический эпизод в жизни натуралиста комментировал профессор А.Н. Формозов, будущий учитель и наставник Л.Г. Капланова: «В судьбе человека, менее целеустремленного, чем Л.Г. Капланов, такая катастрофа могла бы  сыграть решающую роль и направить его интересы в другую сторону. Лёва вёл в те дни изучение млекопитающих Подольского района Московской области. Он не переставал экскурсировать, темпы его работы не снизились, в настроении не было и тени подавленности. Я часто потом удивлялся, что человек, получивший такое увечье, в одиночку совершает тяжёлые и рискованные походы по тайге, месяцы и годы подвергаясь бесчисленным случайностям, и всегда выходит победителем из самых трудных испытаний. Старых зверовых охотников Шарьинского района Костромской области, где вместе с Каплановым мы провели осень 1931 года, он удивлял тем, что в длинные ненастные октябрьские ночи оставался на болотах и гарях послушать рёв лосей».

В 1931 году по настоянию Формозова Лев Георгиевич поступил слушателем в Институт пушного звероводства и охотхозяйства, но вскоре был отчислен за непосещение. Парадоксально было то, что Лев Капланов не проявлял ни малейшего желания к продолжению обучения в высшей школе, но при этом решил посвятить свою жизнь полевой зоологии, взахлеб читал специальную литературу, самостоятельно изучал иностранные языки и был очень склонен к самообразованию. Наставник Л.Г. Капланова Александр Николаевич Формозов комментировал по этому поводу следующее: «Для меня до сих пор не совсем понятно, почему Лев Георгиевич не проявлял никакого интереса к поступлению в высшее специальное учебное заведение. В 1931 году, когда он был лаборантом кафедры биологии промысловых животных Института пушного звероводства и охотхозяйства, которой я тогда заведовал, мне удалось убедить Льва Георгиевича вступить в число студентов института. Однако этим дело и ограничилось: занятий он не посещал, из списков слушателей был вскоре вычеркнут и, как ни в чем не бывало, продолжал носиться на лыжах по лесам, окружавшим участок института. Нужно признать – это не было проявлением лени или отсутствия целеустремленности; нет, у Л.Г. Капланова, видимо, был свой оригинальный план подготовки, в который входило полное овладение техникой больших лыжных переходов, штудирование специальной биологической литературы и освоение опыта промысловых охотников. Помню, именно тогда он перечитал и перевёл все имевшиеся у меня английские книги о трапперах (прим. – охотниках на пушных зверей) и промысловой охоте севера США и Канады. Позднее некоторые из описанных в книгах канадских приёмов охоты Капланов с успехом использовал в тайге Западной Сибири».

В 1933 году Лев Георгиевич уезжает зоологом в Западную Сибирь, в Васюганье, где в глухом таёжном районе на р. Демьянка был создан круглогодичный стационар – Демьянский биопункт Уральской зональной станции Всесоюзного исследовательского института пушного охотхозяйства, занимающийся на тот момент акклиматизацией ондатры. Здесь объектами его исследований являются и пушные звери, и крупные млекопитающие – в частности, он остановится великолепным знатоком биологии лося.

В одиночку Лев Капланов много работает на Демьянском биопункте, но вскоре приходит распоряжение из управления Заготпушнины о его закрытии. Капланов не сдался. Разве можно было бросать дело, обещавшее серьезные практические результаты? Ведь хозяйственная ценность лося, особенно в условиях Васюганья, была несомненной. После запрещения на него охоты по всей стране, поголовье лосей быстро росло. Теперь нужно было закончить изучение особенностей его биологии и разработать рекомендации для использования лосей в таежных условиях Западной Сибири.

После долгих раздумий и подсчетов Капланов взялся содержать биопункт за счет недавно разрешенного заготовителям отстрела лосей. Теперь научным наблюдениям он не мог отдаваться полностью: заготовки лосиного мяса отнимали много времени и сил. Но все же от намеченной программы исследований Капланов старался не отступать.

Через некоторое время в Тобольской областной газете была опубликована статья, в которой сообщалось, что энтузиаст-ученый Капланов работает в очень трудных условиях и вынужден своими силами содержать биологический пункт. Газета настаивала на оказании ему помощи.

Общественность помогла Капланову вернуться к своим прямым задачам и продолжать научную работу. Исследования на Демьянке позволили Льву Георгиевичу изучить биологию и численность лосей в бассейнах Оби и Иртыша. В одном из научных сборников появилась его статья на эту тему.

Наряду с приобретением знаний и навыков зоолога и охотоведа, Лев Капланов за время работы на Демьянке становится опытным таежником и зверовым охотником. Также знакомится с В.В. Васильевым и на протяжении последующих лет поддерживает с ним дружеские отношения – об этом свидетельствовали письма Капланова к нему.

В 1936 году Л.Г. Капланову поступает предложение от К.Г. Абрамова, организатора и первого директора Сихотэ-Алинского заповедника, перейти на работу старшим научным сотрудником в этот недавно созданный заповедник в Приморском крае. Выбор К.Г. Абрамова не удивителен: научную команду нового заповедника формирует Ю.А. Салмин, правая рука К.Г. Абрамова, товарищ Капланова по КЮБЗу, зоолог и полевик (ушедший в 1941 году на фронт, ставший снайпером и погибший в том же году, что и Капланов). Тогда, на призыв Салмина откликнулись и прибыли на Дальний Восток трое молодых москвичей-кюбзовцев, которым было суждено оставить яркий след в заповедном деле – Г.Ф. Бромлей, В.Д. Шамыкин и Л.Г. Капланов.

В Сихотэ-Алинском заповеднике Л.Г. Капланов начинает свои масштабные исследования биологии уссурийского лося (в том числе и одомашнивание), изюбря и амурского тигра. При этом, будучи разносторонним натуралистом, собирает также материалы по общей фенологии этой малоизученной территории, биологии медведей, рыси, соболя, дикуши. Но, разумеется, главным для Капланова стала возможность реализовать свою заветную мечту – стать полевым исследователем тигра.

По словам известного териолога Е.Н. Матюшкина, «Л.Г. Капланов был первым зоологом, дерзнувшим вступить на тигровую тропу с чисто исследовательскими целями, что позволило ему раскрыть прежде неизвестные стороны биологии вида. Его работа «Тигр в Сихотэ-Алине» (1948) долгое время не имела аналогов в мировой литературе. Еще важнее то обстоятельство, что он горячо отстаивал необходимость сохранения тигра и сумел  убедить в этом многих; существующая по сей день и даже численно возросшая популяция амурского тигра в Сихотэ-Алине – лучший памятник его энтузиазму и самоотверженности».

В середине 30-х годов территория Сихотэ-Алинского заповедника (вместе с охранной зоной) была огромна – 1,8 млн. га – не обжита, не обустроена, труднопроходима. Здесь Лев Георгиевич и развернул свои полевые исследования. Обратимся к свидетельствам самого Капланова:

«…Все маршруты мне пришлось проделать одному по малоизвестным верховьям Колумбэ и Арму, не располагая сколько-нибудь удовлетворительными картами, имея тяжёлую, до 30 кг котомку за плечами, переправляясь через хребты и перевалы, через стремительные реки с ледяной водой, в жару, дождь, жестокие морозы и вьюги, терпя голод и бедствия, с отрывом от населенных пунктов на месяцы, унося весь запас и снаряжение на себе, часто без обуви и соответствующей одежды, испытывая трудности и лишения до пределов человеческих сил… При этих походах я был оторван от всего мира… Работа в тайге проходит за свои риск и страх, без расчёта на чью-либо помощь извне; приходилось полностью полагаться на свой опыт и знания. Возвращаясь из походов, я даже не имел места, где мог бы отдохнуть и работать, так как постройка дома на Ясной Поляне была закончена к 1 апреля 1938 года, и все эти двадцать месяцев я провел, ночуя по баракам, лачугам, фанзам, крестьянским избам и добрую половину времени – в палатках и под открытым небом…».

«…11 марта вечером беспримерная в истории заповедника зимняя экскурсия успешно закончена. Почерневшие от весеннего горного солнца, месячной грязи и копоти после двадцати ночёвок с нодьями (таёжными тлеющими кострами, которые используются  для ночевки в лесу без спальника и палатки в зимнее время года), заросшие уже <…> окладистыми бородами, вконец исхудавшие и утомленные, но счастливые, мы (Л.Г. Капланов и Ф.А. Козин) вышли на кордон устья Арму. Сквозная экскурсия с устья Колумбэ до Сихотэ-Алиня и по Арму вниз до Имана, начатая месяц назад, завершена. Мы прошли по абсолютно пустынной и бездорожной части заповедника, пересекли его «сердце», покрыв по прямой, не считая боковых экскурсий, 360 км на лыжах и с котомками, имея на пути только две питательные базы – мои избушки, где я работал по лосю в верховьях Колумбэ и в верховьях Арму. Чтобы обеспечить себе максимальную быстроту передвижения, мы не взяли с собой ни нарты, ни палатки с печкой и шли с нодьями. До этого также в течение месяца я непрерывно совершал малые экскурсии по 5-7 дней кряду по верху Имана, Анхазе, Лючихезе и левым притокам Колумбэ. Выйдя 27 декабря 1939 года из Тернея, я до настоящего времени был в походах на лыжах и больше 40 ночей провел под открытым небом, шесть дней пришлось голодать (одни, двое и трое суток подряд), а в январе были морозы до 48⁰ …

Полевая работа этой зимы самая трудная и, одновременно, самая радостная за время, проведенное в заповеднике. В неё я вложил всё, что у меня есть без остатка – всю энергию и весь концентрированный опыт прежних скитаний по тайге».

В 1940 году Лев Георгиевич пишет Формозову из таежного поселка Сидатун (ныне Мельничное): «Наша почетная задача – сохранить дикого тигра на свободе…для грядущих поколений как одно из величайших украшений природы».

Собранный и обобщенный Львом Каплановым огромный фактический материал представлен в его посмертной (1948 год) монографии «Тигр, изюбрь, лось». В этой книге Капланов Л.Г. говорит о необходимости принятия безотлагательных мер по спасению амурского тигра от полного уничтожения и предлагает конкретный перечень мероприятий, призванных обеспечить эту задачу.

В достаточно высоком темпе Лев Георгиевич проработал в Сихотэ-Алине пять лет. В марте 1941 года отправился в Москву. Важной вехой в деятельности Л.Г. Капланова явилось заседание 24 апреля 1941 года маммологической секции Всероссийского общества охраны природы, где был заслушан его доклад «Тигр в Сихотэ-Алинском заповеднике». Аудитория слушателей была представлена цветом московской зоологической науки. По итогам доклада виднейшие зоологи страны полностью поддержали меры по охране тигров, предлагаемые Л.Г. Каплановым, по окончании собрания была создана резолюция, в которой отмечалось, что тигр заслуживает защиты. Это историческое заседание в немалой степени способствовало тому, что в 1947 году амурский тигр был наконец-то взят под полную охрану.

22 июня 1941 года застало Л.Г. Капланова в отпуске в Москве. Накануне войны в его полной одиночества личной жизни произошло поворотное событие: он находит свою любовь и женится на Лидии Александровне Кастальской, с которой также давно знаком по КЮБЗу. Так как Капланов потерял в юности глаз, призыв в армию его не ожидал. Но во время нападения Германии на СССР принимал деятельное участие в противовоздушной обороне столицы, проводя ночи в дежурствах на крышах домов с целью тушения зажигательных бомб.

В начале осени Л.Г. Капланов получает назначение Главного управления по заповедникам при Совнаркоме РСФСР в дальневосточный заповедник – Судзухинский (ранее – филиал Сихотэ-Алинского, получивший в 1940 году статус самостоятельного заповедника), куда и отправляется 12 сентября вместе с Л.А. Кастальской. Поселился Лев Георгиевич с женой в бухте Тачингоуз (ныне - Валентин) и занялся исследованиями горала.

Вскоре Л.Г. Капланов становится директором Судзухинского заповедника (прежний директор – Л.А. Андреев – уходит на фронт), совмещая руководящую работу с продолжением своих полевых исследований. Проявляет он себя и как жёсткий ревнитель заповедного режима. Ситуация же для охраны заповедника в те годы складывалась крайне неблагоприятной.

Во время войны в заповеднике стало процветать браконьерство, с которым и пытался бороться Капланов.  Об этом мы узнаем из письма Л.А. Кастальской, хранящегося в архиве Московского общества испытателей природы:

«Администрация заповедника бессильна что-либо предпринять, так как местные власти не только не поддерживают администрацию заповедника, но часто наоборот способствуют браконьерам вплоть до снабжения нарезным оружием… Военкомат Сокольского района в бухте Преображения за 150 кг мяса предоставил в распоряжение браконьера Николая Зуева военную винтовку… Братья Зуевы, товарищ Кравченко – директор рыбкомбината бухты Валентин, как незаменимые работники, освобождены от призыва в армию и числились даже шкиперами. Фактически же они в море не ходили, а пропадали в угодьях заповедника, где открыто добывали зверей, мясом которых снабжали начальника погранчасти товарища Руда и самого Кравченко».

Самый большой ущерб популяции наносила ловля тигрят. За них платили баснословные деньги. «Общее число тигров по всему краю исчисляется немногими десятками особей, вероятно, не более 20-30 экземпляров», - отмечал в 1940 году Лев Капланов.

Зоолог в ходе своего доклада в Москве в 1941 году предлагал, чтобы ввели пятилетний запрет на отстрел и отлов хищника. Он доказывал: в тайге все взаимосвязано, нет ничего лишнего. Исчезновение любого звена биологической цепочки влечет новые потери, нередко – невосполнимые. Но в те времена тигры и леопарды считались абсолютным злом. Требование полной охраны тигра неизменно вызывало отрицательную реакцию. Были люди, которым эта затея казалась опасным чудачеством.

Браконьеров же из-за голодного военного времени становилось все больше, да и многие егеря ушли на фронт. Тогда Капланову, не попавшему на войну из-за увечья, пришлось открыть в глубоком дальневосточном тылу собственный второй фронт – опасный и ответственный.

В роковой день 13 мая 1943 года Лев Георгиевич направлялся с напарником на один из самых отдаленных кордонов заповедника. По пути решил в одиночку осмотреть ближайший солонец – пошел пешком, напарника с лошадьми отправил дальше. Договорились встретиться на кордоне, но Капланов туда так и не пришел. Тело 32-летнего ученого нашли с огнестрельными ранениями через две недели в таёжном распадке, в стороне от тропы, на левом боку, карабин – рядом. Волевая Л.А. Кастальская, активно участвующая в поисках, крикнула остальным: «Не подходите. Нужна милиция».

Из воспоминаний работника службы охраны Судзухинского заповедника Н.А. Зайцева:

«Через сутки на телеге милиционер прибыл, все описал. Но подъехать близко к трупу на телеге нельзя – лес не пускает. Сколотили мы что-то вроде носилок, забросали <…> черемухой, <…> и пронесли в таких букетах до телеги… В цветах так и привезли Капланова в Валентину (прим. – название бухты). Там организовали похороны, там же на кладбище и похоронили».

Обстоятельства гибели Л.Г. Капланова десятилетиями вызывали споры. Возможности и мотивы убить ученого в тот день на заповедной территории были не только у Зуевых. Недалеко от места инцидента был расположен постоянный пост воинской части. Несущие на нем службу бойцы и ранее уличались в браконьерстве, в том числе и лично Л.Г. Каплановым, который информировал об этом их начальство. Повторная встреча с директором заповедника при таких обстоятельствах грозила браконьерам-военнослужащим огромными неприятностями, а именно – отправкой из спокойного тыла на фронт. А так – в тайге свидетелей нет…

Так, 80 лет назад, винтовочный выстрел в заповедном распадке сотряс пахнущий черемухой воздух и унес жизнь молодого натуралиста-самородка, талантливого полевого зоолога и природоохранника, легенды заповедного дела Льва Георгиевича Капланова. Приказом Министерства сельского хозяйства СССР «О переименовании Судзухинского государственного заповедника» №178 от 26 июня 1970 года его имя присвоено Лазовскому заповеднику.

1 сентября 2014 года Лазовский заповедник объединен с национальным парком «Зов тигра».

Свыше 50 видов млекопитающих, среди которых много ценных и исчезающих видов, водится в заповеднике в настоящее время. Только здесь живёт амурский горал – редкий и вымирающий вид горной козы, насчитывающий около 800 особей в мире.

Главный же вид, которым знаменит Лазовский заповедник, - это великолепные полосатые хищники, амурские тигры. Веками этих представителей больших кошачьих истребляли люди, в итоге лишь тонкая грань отделяет тигров от исчезновения. На сегодняшний день заповедник осуществляет программу по сохранению и увеличению численности амурского тигра.

Л.Г. Капланов оставил большое наследие насыщенной короткой жизни. Все события и случаи охотничьей исследовательской жизни заносились в дневник, или же зоолог отправлял своим друзьям и коллегам письма, которые были заполнены «очень четким, энергичным почерком с характерным обратным наклоном». Эти письма «хранят дух времени, раскрывают человеческое содержание того без преувеличения героического этапа становления отечественных заповедников, <…> периода формирования и утверждения лучших традиций нашей полевой зоологии. <…> В каплановских строках отражен внутренний мир подлинного натуралиста, естествоиспытателя, находящегося в проникновенном восприятии природы, источник душевного равновесия и гармонии».

По материалам российского эколога, известного специалиста в сфере охраны живой природы и заповедного дела Всеволода Борисовича Степаницкого с использованием материалов сети Интернет,

О.Г. Шестакова, научный сотрудник АУ «Краеведческий музей Уватского муниципального района «Легенды седого Иртыша».